Четырнадцатый Луч

Краткое дополнение к моим показаниям

Афьёнскому суду сообщаю следующее:

Находящиеся в моих показаниях, представленных вам и справедливости закона: в трёх отношениях незаконное нападение на моё жилище, привод меня на допрос и арест – являются выказыванием неуважения к трём большим судам, непризнанием их достоинства и справедливости, а скорее, пренебрежением ими.

Потому что три суда и три эксперта, после двухлетнего кропотливейшего изучения всех написанных мною в течение двадцати лет писем и книг, придя к единому мнению, оправдали нас и вернули все эти книги и письма. И к тому же, после оправдания, вот уже три года находясь в чрезвычайной изоляции и под строжайшей слежкой, я писал лишь одно безвредное письмо в неделю некоторым своим друзьям. Словно мои связи с миром тогда оборвались – хотя мне была дана свобода, на родину я не поехал. Теперь если заново поднимать то же самое дело, словно не признавая справедливых постановлений тех трёх судов, то это будет посягательством на их честь. Для сохранения достоинства тех справедливо отнёсшихся ко мне судов я прошу ваш суд найти для осуждения меня какую-то другую причину, нежели те же самые: “Рисале-и Нур”, “организацию сообщества, тариката” и возможность “нарушения общественного спокойствия и внутренней безопасности”. Недостатков у меня много. И я решил помочь вам привлечь меня к ответственности. Потому что вне тюрьмы я перенёс гораздо больше мучений, чем внутри неё. Теперь спокойное место для меня – это или тюрьма, или могила. Действительно, я устал от жизни. Этих двадцати лет терзаний в одиночных камерах, мучительных слежек и предательств уже достаточно. Дальше это уже может вызвать гнев Всевышнего. Горе тогда этой стране. Напоминаю вам, что наше самое прочное убежище и укрытие находится в:

 حَسْبُنَا اللّٰهُ وَنِعْمَ الْوَكٖيلُ ۞ حَسْبِىَ اللّٰهُ لَٓا اِلٰهَ اِلَّا هُوَ عَلَيْهِ تَوَكَّلْتُ وَهُوَ رَبُّ الْعَرْشِ الْعَظٖيمِ

Достаточно нам Аллаха, Он – Прекрасный Доверенный!” (Коран 3:173) “Довольно мне Аллаха, нет божества, кроме Него, на Него я положился, ведь Он – Господь Великого Престола!” (Коран 9:129)

بِسْمِ اللّٰهِ الرَّحْمٰنِ الرَّحٖيمِ

 وَ بِهٖ نَسْتَعٖينُ

Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного! И с Его помощью”

Не смотря на то, что после восемнадцати лет молчания я по принуждению направил это ходатайство в суд, а его копию – в инстанции Анкары, мне приходится снова подавать это возражение против обвинительного заключения.

Хочу изложить вам краткую суть моего небольшого правдивого и чистосердечного заявления, сделанного мною в г. Кастамону приходившим три раза обыскивать моё жилище двум прокурорам, двум комиссарам и в третий раз начальнику полиции и шести-семи комиссарам и полицейским, а также в ответ на вопросы прокурора г. Испарты и судов Денизли и Афьёна. А именно:

Я сказал им:

— Уже восемнадцать-двадцать лет я живу в одиночестве. И в Кастамону восемь лет напротив полицейского участка, и в других местах на протяжении двадцати лет, под постоянной слежкой и наблюдением, сколько раз уже обыскивалось моё жилье, и при этом не было найдено никаких следов моих связей с этим миром и политикой. Если бы я был в чем-то замешан, но те суды и их служащие об этом не знали, или знали, но не обратили внимание, то, конечно, они ответственны за это больше меня. Если же нет, то когда во всем мире никто не мешает отшельникам, занятым своей вечной жизнью, почему вы так бессмысленно, во вред своей стране и народу, до такой степени ко мне придираетесь?!

Мы, “ученики Рисале-и Нур”, не можем сделать эти книги (Рисале-и Нур) инструментом не то, что для мирских течений, но и ни для чего во вселенной. И Коран строго запрещает нам заниматься политикой. Да, обязанностью “Рисале-и Нур” является служение Корану посредством истин веры и мощных аргументов, приводящих к религии даже самых твёрдых и упрямых философов-атеистов, противостоя абсолютному неверию, уничтожающему вечную жизнь и превращающему в ужасный яд жизнь мирскую. Поэтому мы не можем сделать “Рисале-и Нур” инструментом ни в чем.

И во-первых, для того чтобы в глазах беспечных людей, под видом политической пропаганды, не опустить подобные алмазам истины Корана до степени осколков простого стекла и тем самым не совершить предательство по отношению к этим драгоценным истинам…

Во-вторых, сострадание, справедливость, истина и совесть, являющиеся основными принципами “Рисале-и Нур”, нам строго запрещают вмешиваться во власть и политику. Потому что рядом с одним-двумя безбожниками, впавшими в абсолютное неверие и заслуживающими вразумляющих пощёчин и несчастий, находятся связанные с ними семь-восемь их домочадцев, больных, стариков и других невинных. Если беда и несчастье нагрянут, то в их огонь попадут и те несчастные. Поэтому, раз результат является сомнительным, нам строго запрещено политическим путём вмешиваться в общественную жизнь, нарушая спокойствие общества.

В-третьих, для того чтобы спасти от анархии общественную жизнь этой страны и этого народа, необходимы пять основ: «уважение, сострадание, избегание запрещенного Всевышним, доверие и, оставив вольнодумство, послушание». Когда “Рисале-и Нур” обращается к общественной жизни, то в неком сильном и священном образе укореняя эти пять основ, способствует сохранению фундамента общественного спокойствия. Доказательством этого служит то, что за двадцать лет “Рисале-и Нур” привёл сотню тысяч человек в состояние безвредных и полезных членов общества этой страны и народа. Вилайеты Испарта и Кастамону тому свидетели. Значит те, кто придираются к книгам “Рисале-и Нур”, в основном, зная это или не зная, несомненно, совершают предательство против этой страны, её народа и исламского суверенитета, помогая распространению анархии. Сто тридцать больших выгод и благ, полученных этой страной от ста тридцати частей “Рисале-и Нур”, не сможет испортить мнимый вред от двух-трёх его брошюр, которые на поверхностный взгляд мнительных беспечных людей имеют недостатки. Стремящийся с ними подорвать эту пользу является в предельной степени бессовестным тираном.

Ну а что касается недостатков моей маловажной личности, то я вынужденно, не желая этого говорю: если человек на протяжении двадцати двух лет проводит жизнь на чужбине, в одиноком отшельничестве, подобном одиночному заключению; и если за всё это время он ни разу не сходил ни на рынок, ни в большие мечети, где собирается много людей; и, хотя на него оказывают сильное давление и причиняют много неприятностей, в отличие от всех, подобных ему ссыльных, этот человек ни разу не обратился к властям для того, чтобы его оставили в покое; и за двадцать лет не читал и не слушал ни одной газеты, и даже ни разу не поинтересовался ими; и, по свидетельству всех близких друзей, видевшихся с ним, в течение полных двух лет жизни в Кастамону и семи лет пребывания в других местах ссылок он ничего не знал, не интересовался и не спрашивал ни о схватках и войнах, происходящих на земном шаре, ни о том, наступил мир или нет, ни о том, кто ещё вступил в войну; и, за исключением трёх раз, никогда не слушал радио, которое около трёх лет говорило неподалёку от него; и, по подтверждению сотни тысяч свидетелей, спасших с “Рисале-и Нур” свою веру, доказал, что с этими трудами он победоносно противостоит абсолютному неверию, уничтожающему вечную жизнь и превращающему жизнь мирскую в сплошные наказания и муку; и посредством “Рисале-и Нур”, процеженного из Корана, обратил смерть для сотни тысяч человек из вечной казни в справку об освобождении,.. то какой закон позволяет так придираться к этому человеку, так доводить его до отчаяния и слёз, тем самым заставляя плакать те сотни тысяч его невинных братьев?! Какая в этом есть польза?! Разве не является это беспримерным притеснением во имя правосудия?! И разве это не беспримерное беззаконие ради закона?!

Если вы, подобно некоторым из тех служащих, проводивших те обыски и возразивших мне, скажете: “Ты и одна-две твоих брошюры выходите против наших порядков и режима.” – То в ответ я скажу:

Во-первых. У этих ваших новых порядков нет никакого права входить в кельи отшельников.

Во-вторых. Отвергать что-либо – это одно, не принимать сердцем – другое, а ничего не делать в соответствии с этим – третье. Власти смотрят на руки, а не на сердце. При каждом правительстве имеются его яростные противники, не мешающие управлению и общественному спокойствию. Даже во время властвования халифа Умара (да будет доволен им Аллах) никто не причинял беспокойств христианам, хотя они не признавали законы шариата и Коран. По закону свободы мысли и совести, если некоторые из учеников “Рисале-и Нур”, при условии их непрепятствования властям, мысленно не будут признавать действующий режим с его порядками и будут делать что-либо, противоречащее им, и даже питать враждебность к главе этого режима, то по закону их трогать нельзя. Что же касается брошюр, то подобные им письма мы назвали конфиденциальными и распространять их запретили. И даже брошюру, которая на сей раз стала причиной этих событий: за восемь лет в Кастамону мне один или два раза принёс её в одном экземпляре один человек. И в тот же день мы её потеряли. Теперь же вы сами насильно её распространяете. И она уже прославилась.

Известно, что если в каком-либо письме имеется ошибка, то под запрет цензуры попадают лишь те ошибочные фразы, остальные пропускаются. В результате четырёх месяцев исследований в Эскишехирском суде среди ста частей “Рисале-и Нур” нашлось лишь пятнадцать фраз, подвергшихся критике, и сейчас, в четырёхсотстраничном “Зульфикаре” лишь на двух страницах нашлось два толкования аятов, касающихся наследства и женского покрытия, написанных тридцать лет назад и не соответствующих законам нынешней цивилизации, что твёрдо доказывает: цель “Рисале-и Нур” – не этот мир, и в нём нуждается каждый. Этот четырёхсотстраничный, полезный для всех “Зульфикар” не может быть конфискован только лишь из-за двух страниц. Пусть вынутся те две страницы, и этот наш сборник будет нам возвращён. И на возврат его у нас есть полное право.

Если же, возомнив неверие некой политикой, вы, подобно некоторым в этот раз, скажете: “Этими своими книгами ты разрушаешь нашу культуру, портишь наше удовольствие.”

Тогда я скажу:

Ни один народ без религии жить не может, что является неким всеобщим мировым правилом. И особенно если это абсолютное неверие, то ещё в этом мире оно приносит наказание, более мучительное, чем Ад, что весьма твёрдым образом доказано в “Путеводителе для молодёжи”, который сейчас издан официально. Если мусульманин – да упасёт Аллах – совершит вероотступничество, то впадёт в абсолютное неверие. Он не останется в сомнительном неверии, которое в некоторой степени даёт возможность жить. Не сможет быть и как европейские безбожники. И в отношении наслаждения жизнью опустится на сто степеней ниже животных, у которых нет ни прошлого, ни будущего. Потому что, с точки зрения его заблуждения, смерти будущих и прошлых созданий и вечные расставания постоянно осыпают его сердце бескрайними разлуками и мучениями. Если же в сердце войдёт вера, то все те бесчисленные друзья сразу оживут. Говоря языком своего состояния: “Мы не умерли и не исчезли”, – превратят то адское ощущение в райское наслаждение. Поскольку истина такова, то предупреждаю вас: “с Рисале-и Нур, опирающимся на Коран, не боритесь. Он побеждён быть не может; жаль будет этих мест (*). Он уйдёт в другое место и вновь будет распространять свет. И если у меня будет столько голов, сколько на этой голове волос, и каждый день они будут одна за одной отрубаться, то и тогда я эту голову, принесённую в жертву истинам Корана, перед безбожием и абсолютным неверием не преклоню. И от этого служения вере и свету не откажусь, и отказаться не могу…”


* Примечание: Страшные землетрясения, произошедшие во время четырёх нападений подтвердили слова «жаль будет».

Недостатки изложения того, кто больше двадцати лет живёт в отшельничестве, конечно, должны быть прощены. Так как это (нужно) для защиты “Рисале-и Нур”, то нельзя сказать, что я уклонился от темы. Поскольку Эскишехирский суд после четырёх месяцев исследований сотни конфиденциальных и неконфиденциальных брошюр лишь в одной-двух из них нашёл нечто, подпадающее под одну-две лёгкие статьи и из ста двадцати человек лишь пятнадцати дал наказание по шесть месяцев. И мы тоже понесли это наказание. И поскольку несколько лет назад все части “Рисале-и Нур” попали в руки властей Испарты и после нескольких месяцев изучения были возвращены владельцам. И поскольку после того наказания на протяжении восьми лет строгие сыщики и служители правосудия г. Кастамону ни разу не нашли ничего (их интересующего). И поскольку во время последнего обыска в Кастамону всеми присутствующими сыщиками было засвидетельствовано и подтверждено, что некоторые мои брошюры были много лет назад спрятаны под поленницей дров так, что никто не мог их найти и распространить. И поскольку начальник полиции Кастамону и их судебные власти твёрдо обещали вернуть мне эти мои безвредные книги, однако на следующий день вдруг пришёл ордер на арест из Испарты, и я, не взяв их, был направлен туда. И поскольку суды Денизли и Анкары оправдали нас и вернули нам все наши книги. То конечно и конечно, основываясь на этих шести вышеупомянутых истинах, принятие во внимание этих моих важных прав Афьёнским правосудием и его прокурором, подобно суду и прокурору Денизли, является необходимостью их работы. И я надеюсь и жду, что защищающий общественное право прокурор будет защищать и мои права, которые в связи с “Рисале-и Нур” выходят на уровень некого важного общего права.

Вот уже двадцать два года, как отошедший от общественной жизни, не знающий теперешние законы и форму защиты и представляющий этому, уже новому суду в неизменном виде свою неопровержимую стостраничную защитительную речь, которую уже представлял судам Эскишехира и Денизли, и вплоть до того времени несущий наказание за свои недостатки, и после, в Кастамону и Эмирдаге живущий словно в одиночном заключении и под постоянной слежкой “Новый Саид” в молчании передаёт слово “Прежнему Саиду”.

“Прежний Саид” же говорит:

— Поскольку “Новый Саид” от этого мира отвернулся, то не видит необходимости разговаривать с мирскими людьми без серьёзной необходимости защиты. Однако в этом деле, из-за каких-то мелких связей арестовано много невинных крестьян и предпринимателей, которые теперь, в разгар работ, не могут обеспечивать свои семьи, что сильно задело мою жалость. Прослезило меня до глубины души. Клянусь, если бы было возможно, то все их тяготы я взял бы на себя. Ведь если и есть какая-то вина, то только у меня. Они же ни в чём не повинны. Так что по причине этого мучительного состояния я, вопреки молчанию “Нового Саида”, говорю: Поскольку несчастный “Новый Саид” даёт ответы на сотни бессмысленных вопросов прокуроров Испарты, Денизли и Афьёна, будет справедливо, если я тоже, с намерением защитить свои права, задам три вопроса министерству внутренних дел тринадцатилетней давности, возглавляемому Кая Шукру, и нынешнему министерству юстиции.

Первый вопрос: “Если некий простой человек из Эгридира, не являющийся учеником “Рисале-и Нур”, у которого нашлось простое наше письмо, словесно поспорил с одним сержантом жандармерии, то какой закон позволяет из-за этого неуголовного происшествия арестовывать меня и ещё сто двадцать человек и только лишь спустя четыре месяца судебных экспертиз выпустить их всех, кроме пятнадцати, полностью оправдав и доказав их невиновность, нанести более чем сотне людей ущерб в тысячи лир? Какой кодекс даёт право применять такие вероятности вместо фактов? И какое правило правосудия разрешает наносить ущерб в тысячи лир семидесяти несчастным, которые были оправданы в Денизли лишь спустя девять месяцев разбирательств?”

Второй вопрос: “Когда в соответствии с таким основательным повелением, как:

وَلَا تَزِرُ وَازِرَةٌ وِزْرَ اُخْرٰى

Ни одна душа не понесёт чужого бремени” (Коран 6:164)

– брат не ответственен за ошибки своего брата. Если в далёком от нас месте, у человека, которого мы не знаем, была найдена маленькая брошюра, которой был прида́н ложный смысл, и которую мы, чтобы она не была понята ошибочно, запретили распространять, и которая за восемь лет лишь один или два раза побывала у меня в руках, и написанная более, чем двадцать пять лет назад, спасающая веру от сомнений и избавляющая от отрицания некоторую часть хадисов с переносным значением, смысл которых непонятен; и если где-то в стороне Кутахьи и Балыкесира было найдено одно задевающее письмо, то какой закон правосудия позволяет из-за этого в прошлый раз во время Рамадана арестовывать нас, и сейчас, во время этих холодов, задерживать множество невинных земледельцев и предпринимателей, даже если у них нашлось одно простое и старое наше письмо, или если они возили меня на своей повозке, или дружили с нами, или читали наши книги? Какая статья кодекса разрешает причинять людям такие беспокойства и из-за бессмысленных подозрений наносить и им, и стране, и народу моральный и материальный ущерб в тысячи лир? Чтобы в будущем избежать ошибок мы желаем знать эти законы!”

Да, реальность одной из причин нашего ареста и в Денизли, и в Афьёне такова:

Поскольку смысл и толкование некоторых хадисов не были поняты, то с желанием спасти веру простого народа от вреда отрицающих, говорящих “Этого не приемлет разум”, очень давно, будучи на службе в управлении Шейх-уль Ислама, мной была написана брошюра “Пятый Луч”, основа которой была положена ещё раньше. И если представить невероятное и она была бы обращена к политическим и мирским целям, и писалась бы в это время, то, поскольку она не афишировалась и во время обыска при нас не была обнаружена, и её предсказания верны, и она устраняет сомнения в вере, и общественного спокойствия не касается, и ни с кем не спорит, и лишь сообщает, но на конкретных личностей не указывает, и в неком общем виде излагает научную истину… Конечно, если даже в это время некоторые личности подойдут под эту истину хадиса, но для того чтобы не разжигать споров, она до этого судебного оглашения и распространения держалась нами под запретом, то с точки зрения правосудия в этом нет никакой вины. И к тому же отвергать что-либо – это одно, а теоретически не принимать или не практиковать – совсем другое. И нам кажется невероятным существование в мире какого-либо закона правосудия, который бы “посчитал эту брошюру виноватой за то, что она теоретически не признаёт некий режим, который возникнет в ближайшем будущем”.

Вывод. Мы заявляем и готовы доказать, что “Рисале-и Нур”, который вот уже тридцать лет рубит под корень абсолютное неверие, уничтожающее вечную жизнь и разрушающее удовольствия жизни мирской, превращая её в ужасный яд; и который преуспел в уничтожении страшной безбожной идеи материалистов; и который в блестящем виде необыкновенными доводами доказывает правила счастья двух жизней этого народа; и опирающийся на небесную истину Корана – не то, что за один-два недостатка такой маленькой брошюры, но даже если бы у него была тысяча изъянов, все равно за тысячи носимых им благ он заслуживает прощения.

Третий вопрос: “Если среди двадцати слов некого письма найдётся пять, имеющих недостатки, то запрету цензуры подвергаются эти пять слов, на остальные же даётся разрешение. И если после четырёх месяцев изучения Эскишехирским судом, среди сотен тысяч слов “Рисале-и Нур” было найдено лишь пятнадцать, на внешний взгляд заподозренных во вредности; и в совете министров, после изучения четырёхсотстраничного “Зульфикара”, не придрались ни к чему, кроме занимающего две страницы толкования двух аятов (поскольку оно не соответствует нынешним законам), написанного тридцать лет назад; и эксперты Денизли и Анкары не придрались ни к чему, за исключением пятнадцати недочётов, и если эти книги послужили средством исправления уже сотен тысяч человек, и несут стране и народу тысячу больших выгод, то в соответствии с какими принципами республиканской власти нужно в рабочее время и суровой зимой арестовывать этих бедняг, оказывающих небольшую помощь “Рисале-и Нур”, или для спасения своей веры переписывающих одну какую-либо его часть, или из сострадания к моей старости, по-братски помогающих мне ради довольства Аллаха? Какой закон может позволить такое?”

Поскольку республиканские принципы, по закону свободы совести, не преследуют безбожников, конечно, весьма необходимо и нужно, чтобы они не преследовали и религиозных людей, которые, насколько возможно, не вмешиваются в этот мир, с мирскими людьми не ссорятся и в неком полезном виде стараются ради своей вечной жизни, веры и родины. Мы знаем, что политики, правящие на территории Азии, удостоенной (пришествия) пророков, не запретят и не смогут запретить богобоязненность и благочестие, которые уже более тысячи лет являются необходимостью этого народа, подобной пище и лекарству.

Простить Саиду, более двадцати лет живущему в отшельничестве, не соответствующие современному восприятию недостатки этих вопросов, заданных в образе мышления двадцатилетней давности, является требованием гуманности.

Поскольку ради пользы народа и общественного спокойствия напомнить об этом является моей обязанностью гражданина, то я говорю, что: “аресты и притеснения нас и “Рисале-и Нур”, происходящие из-за таких мелочей, могут повернуть против власти многих людей, которые по зову религии несут пользу стране и общественному порядку, что откроет двери анархии. Да, тех, кто с “Рисале-и Нур” спас свою веру и стал для народа безвредным и полностью полезным человеком, более ста тысяч. И все они честно и с пользой трудятся может быть в каждой сфере нашей Республики и в каждом слое народа. И их нужно не обижать, а, наоборот, поддерживать”.

Некоторых официальных людей, которые не слушают наши жалобы, не дают нам говорить и под всяческими предлогами нас притесняют, мы сильно подозреваем в том, что они, во вред отчизне, открывают врата анархии.

И ради благополучия государства говорю:

— Поскольку и суды Денизли и Анкары изучили “Пятый Луч” и, не придираясь, вернули нам. Конечно, властям необходимо не выставлять его снова на официоз, чтобы не давать повода для слухов. Мы, до того, как эта брошюра попала в руки судов и была ими разглашена, скрывали её. И Афьёнским судом и властям также необходимо не делать её причиной пересудов. Потому что её аргументы сильны и неопровержимы! Как в ней было предсказано, так и вышло. И целью её этот мир не является, если что-то и есть, то, что под один из её многочисленных смыслов подпадает одна умершая и ушедшая в Иной мир личность. Совесть вынуждает меня ради отчизны, народа и общественного спокойствия сказать, что если из-за одержимости любовью к этой личности выставить эти смыслы и сообщения из скрытого на официальное рассмотрение, то это послужит для их ещё большего распространения.

* * *